[indent] за нас горят чужие души, смотри, мой мир уже разрушен.
[indent] дазай теряет все, что любит — теряет чую, кажется, уже навсегда, без возможности исправить в будущем все свои ошибки. теряет (бросает) потому что сам так решил для себя. правило одно: никакой мафии, пометка "чуя накахара считатся тоже" оставленна его собственной дрожащей рукой. дазай уходит молча, не оставляет записок, не позволяет высказать все в лицо, оставляет чую наедине с его обидой и ненавистью. просто исчезает с радаров, сжигая все мосты и создавая на пепле что-то новое для себя (не для них, они остаются в прошлом). одним взмахом руки он разбивает опоры, все с трудом построенное рушится с легкостью карточного домика. осаму блядский эгоист, все что оказывается для него действительно важным — обещание данное умершему. в его новой жизни нет места въевшемуся в одежду и волосы запаху крепких мальборо, нет места их маленькому мирку на двоих, созданному в крохотной квартире и в тайне ото всех. в его новой жизни нет места чуе - импульсивному, дикому, призванному отбирать жизни, а не спасать их. в его новой жизни нет места для него самого — дазай живет до того момента, пока кто-то (чуя, прошу) не заберет его жизнь.
[indent] первое, что чувствует дазай после своего ухода — боль отнятого счастья. слова на теле выжигаются огнем, его болью, его обидой на чудовищное предательство, его одиночеством. дазай чувствует каждую иголку, что пронзает его тело, каждое прикосновение обжигающего пламени. просыпается в ночи, тщетно хватая воздух руками - ему кажется, что чуя рядом, что каждую букву выводит своими собственными руками. дазай ловит лишь пустоту и больше не может уснуть. призрачное присутствие чуи остается с ним до восхода солнца. он пытается вытравить его из себя, из своей жизни, но каждая попытка провальна с самого начала. чуя его часть - лучшая из того, что осталось позади. и эта часть его ненавидит. сколько не пытайся, слова не смываются с тела, чувства не заметняются новыми, чертова любовь отказывается умирать. чуя теряет из-за него все. дазай не может позволить хоть чему-то исчезнуть.
[indent] "верность" уродует грудь ровными буквами — он сам во всем виноват.
[indent] у дазая появляется агенство. он дурачится, живет нелепыми попытками убить себя, поднимает себя на всеобщий смех. он веселится в кругу людей, принявших его без вопросов. они развлекаются попытками узнать его прошлое, дазай лишь смеется в ответ на каждое предположение. как такой человек, как дазай осаму, может быть монстром? никто и не подумает об этом, по крайне мере сейчас. ему даже почти жалко, что его друзья пригрели у себя на груди змею. прошлое идет по пятам, оно не отпускает и сам он не хочет отпускать - у осаму все еще есть номер чуи и отметины по всему телу.
[indent] под ребрами "доверие" уже даже почти не жжет.
[indent] дазай жестоко говорит, что его подопечные из мафии не ровня новым друзьям. продолжает уничтожать соженное царство, не имея возможности остановиться. чуя пишет редко, всегда обидно и жестко - чуя умеет бить так, что нет даже сил вновь подняться и стереть свою кровь с паркета. осаму ломается от каждого брошенного в него слова, не может спать и жить нормально, ищет ответы на дне бутылки. каждый вечер в баре - он мешает болеутоляющее с дорогим пойлом, напивается до звезд перед глазами, до веры в присутствие чуи. в такие вечера чаще всего приходят от него весточки. в такие вечера желание умереть перебивает его кости отбойным молотком.
[indent] мечты и будущее на предплечьях все еще горят так, словно оставлены были вчера (они появились первыми)
[indent] дазай набирает дрожащими пальцами: я не хотел оставлять тебя. я так чертовски скучаю по тебе. он пьян, но в своем уме. сил отправить это послание он так и не находит - убеждение оставить все в прошлом побеждают минутный порыв вспыхнувших чувств. сообщение чуи остается висеть прочитанным, но так и не получает ответа. на следующий день он приходит сам, под тупым предлогом, напевая попсовую песню под нос, неся с собой бремя разрушенных мечтаний. это не ради накахары — это ради агенства. в эту ложь никто не верит, кроме дазая.
[indent] — чуя, рад тебя видеть, — давит широкую улыбку, мурлычет слова самым уничтожающим образом. дазай шутливо кланяется, снимает с головы вооброжаемую шляпуу, играет роль глупого шута и избегает смотреть чуе в глаза. следит за движениями рук, скользит взглядом по обманчиво хрупкой фигуре, поджимает губы — ему нельзя было сюда приходить, нельзя было травить себя собственными ошибками. — вообще я хотел увидеть кое-кого другого.
[indent] разъебывающее "сердце" давит на лопатки. дазай продолжает все разрушать.